Наталья Зубаревич: Покровительство Шойгу никак на Туве не проявляется

Мездриков: Сегодня мы обсуждаем региональную политику и будущее регионов после принятия поправок в Конституцию. Наталья Васильевна, очень много всего произошло за последнее время в регионах – от Конституции до Хабаровска.

Перед Конституцией старательно всех задабривали, ввели так называемую новую «федерализацию» – федеральные власти сняли с себя всю ответственность, и регионы стали вдруг за что-то отвечать, губернаторы стали принимать какие-то решения [по эпидемии коронавируса].

Это дало плоды, которые останутся дальше? Регионам дадут больше решать ввиду того, что федеральная власть не хочет нести ответственность за непопулярные решения?

Зубаревич: Никакой федерализации не начиналось.

Мездриков: Я к тому, что во время пандемии федеральная власть многие решения дала на откуп регионам.

Зубаревич: Вообще, это называется перекладыванием ответственности и не более того – в федерализме так вопрос не стоит. На регионы были переложены полномочия по закрытию-открытию [карантина], было KPI по количеству заболевших и померших. Вы знаете, какие чудеса творились с нашей статистикой, потому что любой KPI надо выполнять.

Это разумно с точки зрения принятия решений на месте, там виднее. Но задача-то была не про это: если на вас ответственность перекладывают, значит, вы будете козлом отпущения. Это не федерализм, это другая история.

Мездриков: Это единственная сфера, в которой центр готов на перекладывание ответственности. Больше ничего на откуп регионам не отдадут, правильно понимаю?

Зубаревич: Нет, нет. По ситуации за апрель-май картинка простая, как трактор: за два коронавирусных месяца регионы потеряли почти 590 миллиардов рублей собственных доходов, без [федеральных] трансферт. Федералы нарастили помощь, трансферты выросли на 89% – только их сумма составляет 288 миллиардов. Просто сравните числа 590 и 288 – у регионов дыра на 300 миллиардов. Какая самостоятельность, вы о чем? Они еще сильнее стали зависеть от федеральной помощи.

Кризис привел к тому, что бюджеты легли – сильнее всего у развитых регионов. Если мы берем падение налоговых и неналоговых доходов по Сибири и Дальнему Востоку: у Красноярского края – в два раза, у Ямало-Ненецкого [автономного округа] – в два раза, у Сахалина – на 40%, Кемерово – почти на 30%. Вот вам история.

Кризис – это время, когда власть должна помогать бизнесу, людям и регионам. Да, как-то помогли. Но минус 300 миллиардов – это серьезная цифра. Понятно, что Москве помогать не надо, потому что у нее гигантский бюджет, они просто на благоустройство стали меньше тратить. А все остальные регионы посыпались.

А у Красноярского края: что штрафы экологические [за аварийный разлив топлива в Норильске] по всем божеским законам идут в то место, где вы нагадили, – муниципалитету и региону, прежде всего. Эти штрафы отберут на федеральный уровень. Хорошая же сумма – 148 миллиардов [рублей].

Мездриков: Если вспомнить вашу концепцию про «четыре России», от Москвы и городов-миллионников до малых городов и республик Северного Кавказа. Какая из этих «Россий» пострадала больше всего?

Зубаревич: По людям, конечно, «первая». Этот кризис сильнее всего ударил по сектору рыночных услуг. Рыночные услуги – это то, за что мы или бизнес платим из своего кармана.

Это все посыпалось, потому что карантин, потребление только онлайн, и как следствие ударило сильнее всего по крупнейшим городам, региональным столицам – Москве, Питеру и Подмосковью – местам, где эти услуги концентрируются. На этот сектор больше платежеспособный спрос, он по занятости самый большой.

«Бюджетка» не пострадала, а на рынке – это очень тяжело. Мы только-только выползать начинаем, еще не понятно, кто как восстановится. Очевидно, что не быстро, потому что у нас денег-то больше не стало, чтобы эти услуги приобретать.

Во «второй России», более индустриальной, вычленяется круг проблем – это, прежде всего, экспортные отрасли, потому что глобальный спрос тоже сильно подусох. А по нефти мы еще должны сокращаться в рамках [сделки] ОПЕК+. Понятно, что людей не уволят сразу, но зарплаты подрежут точно. Там же очень простая история: тарифная часть – 30% или 40% [от зарплаты], а все остальное – надбавки и премии. Это очень гибкая система.

У металлургов чуток получше, очень плохо у угольщиков – Кемеровская область сейчас страдает. Это все наши главные экспортные отрасли. Вторая зона – это то, что работает на внутренний рынок, где резко упал спрос. Это автопром – и тут Ульяновская, Самарская, Нижегородская, Калининградская области. И второе – это ювелирка. У нас чуть ли не две трети всей ювелирки сидит в Костромской области – там тоже сильнейший спад.

В периферии резко сократилась возможность отходничества, люди же ездили подрабатывать. Сейчас спрос на стройки, дорожные работы резко сократился. Республики Северного Кавказа тоже это почувствовали, а бюджеты нет.

А чего бюджетам, если у вас дотационность 84%, как в Чечне, чего вам расстраиваться? Как бы там ни падал налог на прибыль, он у вас с гулькин нос.

Что заметно очень явно, на Северном Кавказе очень сильный сброс поступления налога на доходы с физлиц. И не потому, что там неполная рабочая неделя или простои, как в промышленных городах, или отпуска без содержания, как в крупных. Там же основа НДФЛ – «малыши», малый бизнес. Они ушли в тенек, и это очень видно по республикам Северного Кавказа.

Всех задело, но по жизненным стратегиям, по бизнесу – конечно, крупнейшие города. У нефтегаза, металлургов и угольщиков это не первый кризис – они идут чередой – тренированные ребята, и государство никогда не бросит, потому что основные налогоплательщики. А вот что будут делать рыночные услуги? Выживать.

Мездриков: Следите ли вы за отдельными регионами, наш коллега из Алтайского края спрашивает. Зрители спрашивают про Туву. Вы сказали, что она такая же дотационная, как и Чечня.

Зубаревич: В Туве один из самых крупных ростов уровня безработицы. Фантастическая динамика. Там народ побежал регистрироваться [в центры занятости], потому что прожиточный минимум для них – это большие деньги. А поскольку с занятостью там всегда очень плохо, вот они и рванули получать пособия.

Алтайский край – это край высокодотационный. 40% его дохода – это помощь «сверху». Если берем темпы падения, то они не такие серьезные. У аграриев и пищевиков такого сильного спада не было. Может быть, «Алтай-Кокс» или вагоностроительный завод в Новоалтайске [пострадали], а все остальное в «пищевке» более-менее.

[В Алтайском крае] минус 10% собственных доходов. Ну, знаете, по стране – минус четверть. Пока еще ничего. Вам помощь подкинули в эти два месяца. В общем, сидите там, ребята, тихо. Алтайский край стукнуло, но гораздо мягче, чем многих других.

Те, кто перебирался в Новосибирск, алтайцы и кемеровчане, держите в голове, что у Новосибирска сейчас не лучшие времена. С рабочими местами будет непросто, уже посыпался ввод жилья. Как всегда, Новосибирск – это американские горки. Как кризис начинается – чпок, на треть! Потом восстанавливается, пузырь ваши девелоперы раздувают, а потом опять – чпок! – и на долгострой. Так что там не скучно.

Мездриков: По ощущениям в Сибири два центра притяжения, которые «высасывают» людей из ближайшего окружения. Новосибирск – из Алтайского края и Кузбасса, а Красноярск – из Иркутской области, Хакасии, Тувы.

Зубаревич: Поспорила бы. Хакасия – да. Тува вообще малоподвижна, сидит у себя и сидит. Когда русские уезжали – да, в основном, в сторону Красноярска ехали, это правда. Но, извините, это были девяностые, там их [русских] почти не осталось.

А иркутские – ну, не могу согласиться с вами. Разве что работать в каком-нибудь локальном офисе «Роснефти». На учебу в Красноярск они особо не едут, хотя там федеральный университет, у них свое есть. И вообще, иркутский региональный патриотизм существует, и Красноярск для них – не Рио-де-Жанейро. Уж если они едут, то в Питер и Москву.

Вот Тува, высокодотационный регион, у них на территории остается 91% налогов. Они ничего не поставляют федералам, а федералы их кормят хорошо – уровень дотационности 76%. И вот именно в Туве, что меня удивило, посыпались собственные налоговые и неналоговые доходы – на треть.

Что случилось? А я думаю, что у них там пара угольных разрезов, а с углем напряженка сейчас – и все! А больше никаких [налогов]: НДФЛ у бюджетников есть, но, в основном, народ вольно-табунных профессий и огромная «серая» зона. Вы и так высокодотационный регион, а вам еще и хорошо подкинули. Я бы советовала Туве расслабиться и радоваться тому, что добавили.

Мездриков: Мы же тоже понимаем, что Тува – это особенный регион. Это главное место отдыха для первого лица, это [министр обороны] Сергей Шойгу, который покровительствует [главе региона Шолбану] Кара-оолу.

Зубаревич: Нет! Никак это не проявляется явно. Уровень дотационности там высоченный, потому что там нет экономики, кроме двух угольных разрезов. Ее тупо нет – «бюджетка» и немного угля.

Ингушетии никто не покровительствует, а у нее уровень дотационности 83% – там просто нет экономики. Чукотке покровительствуют, да, поэтому у Чукотки уровень дотационности совершенно шикарный – 72%, «шоб я так жил». Трансферты подбавляют очень капитально – это «правильные» люди просят правильно. [Экс-губернатора Чукотского автономного округа] Романа Аркадьевича [Абрамовича] надо правильно выбирать, и будет вам дальше счастье.

Мазур: Мы видим, что цифры официальной безработицы резко выросли. Стали ли они сопоставимы с реальной безработицей, какое сейчас соотношение?

Зубаревич: У нас есть измерения безработицы по методологии Международной организации труда, она меряется опросами. Людей спрашивают, так называемое «обследование населения по проблемам занятости». И люди говорят, что они безработные, когда ищут работу, готовы приступить к ней, а ее нет.

«Мотовская», как говорят на сленге, общая безработица перед кризисом, в начале года, была 4,6% – это очень низкий уровень. А зарегистрированная – 0,7%. 700 тысяч на всю страну.

В спокойные времена у нас разница между общей безработицей и зарегистрированной составляет четыре раза, потому что в России феерически низкое пособие по безработице – от 1,5 до 4,5 тысяч. И очень многие [за ним] просто не ходили, потому что надо собирать кучу бумаг. Идти за полутора тысячами – как-то совсем неинтересно.

Когда начинались кризисы, безработица зарегистрированная росла, в основном, за счет промышленной занятости, и тогда разница была в три раза. А сейчас шикарно: у нас уровень зарегистрированной безработицы не 0,7, не 0,8, а 3 процента! Три. А общей безработицы – чуть больше шести.

В чем дело, как такое возможно? Ответа два. Когда людей опрашивали – а в апреле-мае их опрашивали по телефону, это изменение методологии – очень многие не считали себя безработными. Они сидели в отпусках без содержания, в простое, человек не говорил, что он безработный, он надеялся, что пройдет месяц-полтора, и он снова вернется к работе. Это одна причина.

Вторая, и важнейшая: у нас поменяли отношение к зарегистрированной безработице в двух ипостасях. Пособие выросло до прожиточного минимума – в Москве это 19 тысяч – и существенно облегчили регистрацию [пособия].

Когда дверь приоткрылась, а за дверью-то калач, пряник, народ и пошел. Это институциональная во многом история.

Мездриков: Пользователи спрашивают, есть ли смысл переезжать из Сибири куда-то еще, кроме двух столиц? Ведь заработки в центральной России еще ниже, ресурсов там нет и так далее.

Зубаревич: Вы сами ответили на свой вопрос. Еще есть направление для вольных стрелков, народ сейчас потянулся в сторону Сочи. Куча людей перебралась в Красную Поляну, снимают жилье, есть места, где можно работать. Там сибиряков много, радикальная смена [места]. Там не будет бешеных зарплат, но во многом это компенсируется комфортностью жизни.

Если искать зарплату и потом покупать жилье – либо севера, куда ездят в основном на вахту, жить там не хотят, либо две крупнейших агломерации и их недалекие окрестности. Менять Красноярск на Самару экономического смысла не имеет вообще. Разве что перед уходом на пенсию можно куда-нибудь потеплее, поюжнее, если есть деньги на дом или квартиру.

Калининград еще пользуется большим вниманием, туда идет устойчивый миграционный приток. Мягкий климат для тех, кто любит нежаркое солнце и холодное море, немножечко осталось приятности от Германии, но с зарплатами там нездорово.

Мездриков: Зрители подтверждают, что многие из Сибири в Краснодарский край уезжают. У нас бывший гендиректор улетел в Краснодарский край. И люди, которые на севере долго жили, – для них это обычная стратегия.

Зубаревич: Это очень неправильная стратегия. Я всех предупреждаю: резкая смена климата, пусть даже в раннем, предпенсионном возрасте, очень губительна для организма. Инфаркты – косяком! Если хотите жить спокойно на пенсии, перемещайтесь в среднюю полосу России. Не в Кавминводы, не на юг побережья. Это очень опасно для здоровья.

«Тайга.инфо»