Беглянка

Сталинская реальность глазами свидетеля, пережившего 30-е годы (ответ С. Григорьеву)

В третьем классе стояла напряженная тишина. Мальчики и девочки писали сочинение на тему «Мой папа». Шла ВОВ. Немцы стояли под Москвой. Отцы и старшие братья многих из класса были призваны в действующую армию. Четвертый месяц войны. Войны, в которой участвовала вся Европа. И одна на один воевала с ней наша Страна.

Смотря на сопение от старания малышей, Мария Ивановна, любимая учительница, думала: «Кто из них займет надлежащее место в жизни? Кто кем станет. Это будущее страны. Им суждено любить, строить, оборонять страну. Растить хлеб. Добывать руду, уголь. Им летать в космос».

И вдруг ее мысли прервал горестный плач. Плакала Наташа, дочка агронома.

– Наташенька, что с тобой? Почему ты плачешь?

Всхлипывая, девочка сказала:

– Папу ночью увели в НКВД. Мама плачет...

Учительница сказала ей, чтобы она собрала сумочку и разрешила ей идти домой:

– Иди, успокой маму. Все будет хорошо. Ваш папа скоро будет дома.

А сама, отвернувшись, вытерла глаза.

Бедная девочка! На всю жизнь запомнятся мне ее заплаканные, потухшие ясно-голубые глаза. Нежные локоны светлых волосиков. В руках у нее была аккуратно сшитая матерчатая сумочка с тетрадками и книжками. Светло-розовое платьице с пояском и накладным карманчиком нежно облегало ее детскую фигурку. Этот случай и десятки других подобных тому забылся бы за долгие семь десятков лет.

Но его страшная, ничем не оправданная жестокость по отношению к ребенку и ее родных, заставляет меня вспомнить эту трагедию, и я хочу рассказать ее фактам сталинистам и тем, кто еще верит в хорошее прошлое нашей многострадальной страны.

Далее события разворачивались так: девочка заболела страшной по тем временам болезнью «скарлатиной»...

Немного истории. Перед самой войной в 1940 г. к нам в село приехала молодая семья. Муж Николай-агроном. Жена Елена зоотехник и девочка Наташа десяти лет.

Молодым выделили небольшой домик (пятистенку). Благодаря стараниям новых хозяев, невзрачный домик стал выделяться среди других домов своей ухоженностью. Крашенные ставни, красивый палисадник. В оградке тротуарчик и, даже удививший всех, туалет.

Весной сорок первого года у них родился сынок. «Полный комплект» – радовался отец. Молодые часто гуляли по берегу реки, протекавшей по окраине села.

Началась война. Николая не призывали, у него, как у специалиста, была бронь. Но в октябре, толи по злобе волчьей, или по темной зависти оговорили, оклеветали человека. Пришли ночью и, не предъявляя документов, увели как уводили десятками «врагов народа». Уводили тех, кто кормил трудом своим народ России. Уводили тех, кто воспитывал детей, обрекая последних на нищенское прозябание. Мы, дети тех лет, уже прекрасно знали, что такое НКВД и чем кончались такие факты для людей. Люди боялись друг друга, боялись сказать лишнее слово.

Были такие случаи. К нам, играющим ребятишкам, подходила чья-то мать и, забирая свое чадо, говорила, указывая на одного из нас: «Не водись с ним, его отец враг народа». Водиться с такими изгоями было опасно и не желательно. Могли исключить из пионеров, а родителей вызвать в НКВД. Наташу увезли в районную больницу, с того памятного дня мы ее в школе больше не видели. Бедная мать с маленьким ребенком на руках металась между НКВД и больницей.

Бесконечные допросы, тревога за жизнь дочери пагубно повлияли на ее психику. Не по сезону одетая, она ходила по селу и спрашивала у прохожих: «Когда приедет Коля? Мы с сыночком ждем, ждем...». Старушка, у которой Елена брала молоко, встревожилась: «Люди добрые, почему у нее никогда не плачет ребенок?».

А потом кто-то навестил несчастную женщину... Елену нашли мертвой. Она лежала на койке, прижимала к себе давно умершего сына. В нетопленном холодном домике.

Схоронили их на деревенском погосте в наскоро сколоченной домовине. Бабушка Селантьиха распорядилась положить их вместе в одну домовину. На могилку поставила маленький нетесаный крестик с их именами.

Всю зиму пролежала девочка в больнице. Только в апреле перед пасхой ее определили в интернат. Наголо остриженная, как говорят, кожа да кости. Девочка постоянно спрашивала, почему не приходят папа с мамой. Ей не говорили правды, но все-таки девочка узнала страшную правду. К концу пасхальной недели девочка исчезла из интерната. Искали ее недолго. Участковый инспектор опросил детей из интерната, соседей (интернат находился в райцентре в трех километрах от нашего села). На этом поиски закончились. Побегает и вернется, решили власть имущие. В тот год пасха была ранней.

Девочку нашли в родительский день. Кто-то из сердобольных селян решил поправить могилку несчастной женщины, а обнаружил беглянку. Девочка сидела, навалившись худеньким плечиком на могильный крестик. Глаза ее были обращены перед собой. На нежном личике застыла умиротворенная улыбка. Одной ручкой она прижимала к грудке веточку вербы, как бы грея ее. Видимо, знала малышка, что тепло – это жизнь. Тепло, которого лишилась по злой воле тех, кого мы называем властью. Безжалостный суховей сталинских репрессий отнял у нее жизнь. Лишил этот нежный росток жизненного тепла и так необходимого всем нам сочувствия.

Она шла на встречу с дорогими ее сердцу мамой и братиком, надеясь на чудо. Неужели в ее сознании смерть не является концом всего? Какой она представляла эту встречу? Изможденная болезнью. В рваных, на босу ножку, ботинках. Она прошла несколько километров. Практически, не могла одолеть такое расстояние. По морозу – 15-20 градусов. Видимо, только любовь дала силу.

Говорят, когда человек замерзает, то он чувствует всеобъемлющее тепло. Видимо, так и есть...

Утомившись, она присела отдохнуть, да так и уснула, отойдя в мир иной. Похоронили ее в могиле матери и братика.

Господи! Спаси, сохрани и помилуй нас, грешных.

И.С. Болотов,
г. Кызыл