О вопросах языкознания

На заседании Совета по русскому языку президент заявил, что языку объявлена война. Объявлена она пещерными русофобами, которые искусственно вытесняют русский язык на периферию. С целью поддержания языка планируется заменить Википедию Большой Российской энциклопедией (Википедию, видимо, придется для этого запретить, иначе не заменится), распилив на этом кучу бабла и пр.

Разрешите мне сообщить следующее. Русский язык действительно стремительно девальвируется как язык мировой культуры, и никто за последние 20 лет не сделал так много для этой девальвации, как сам Кремль.

Потому что язык – это как деньги. Это – знаковая система, и вес этой системы обеспечен всей мощью экономики и культуры государства, жители которого говорят на конкретном языке.

Если экономика в развалинах, мозги бегут из страны, в МИФИ устроили кафедру богословия, в школьных учебниках сообщают о происхождении людей от инопланетян, кандидат в академики классифицирует живые организмы «по мере их деградации от форм, созданных Творцом», если главным экспортным товаром страны являются нефть, коррупция и международное насилие, – то язык автоматически обесценивается.

Семена нынешней катастрофы, бесспорно, были заложены еще во время СССР. Политика СССР в отношении русского языка была безумной.

В Российской империи языки покоренных ею народов были обречены на вымирание. Никакой злой воли в этом не было – подобное происходило во всех современных западных государствах.

Великобритания? Современный английский полностью вытеснил тот же кельтский. Франция? Еще в начале 20 века в Бретани говорили на одном из кельтских языков – бретонском. Австрия? В городе Граце говорят на немецком, хотя слово «Грац» – от того же корня, что и русский «город», и значительная часть населения в этих местах были славянами. Германия? Напомню, что прусы были балтийским, а не германским народом, и что прусский язык окончательно вымер только в XVIII столетии.

Это естественный процесс: государство переваривает и подминает под себя языки. Взамен оно дает завоеванным этносам доступ к коллективной культуре – запасу слов, сюжетов, текстов, которые куда как превосходят его собственный запас, и дает им возможность карьеры. Блаженный Августин по происхождению был бербер. Вряд ли его имя осталось бы в истории, если бы он продолжал писать свои тексты на языке Югурты и Масиниссы. Императоры Диоклетиан и Константин были уроженцами балканской провинции Иллирик. Вряд ли бы они оставили след в истории, если бы делали карьеру в этой провинции и продолжали говорить на языках скордисков и трибалли.

Разнообразие языков характерно для регионов, где нет государства. В Новой Гвинее сосредоточено до половины современных языков мира, и это потому, что там до сих пор живут первобытные племена.

В этом отношении в Российской империи в 18-19 веках происходил совершенно естественный процесс. Империя подминала завоеванные народы, вытесняя их языки и давая взамен доступ элите этих народов к одному из мировых языков – языку великой литературы, языку, на котором говорили ученые мирового уровня и на котором говорили правители государства, вмещавшего 10% населения Земли.

Если бы все это продолжалось, то к настоящему времени русский язык в России, так же как английский в Великобритании или французский во Франции, перемолол бы на большей части государства иные языки. Даже такие древние культуры, как грузинская или армянская, не выдержали бы конкуренции. И даже если бы в конце 20 века империя прекратила бы существовать как единое политическое целое, для языка это было бы не очень важно.

Ее обломки продолжали бы говорить по-русски. Отказаться от русского и воскресить родной язык, на котором, в большинстве случаев, не существовало ни крупного культурного корпуса текстов, не понятийного и научного аппарата, ни достаточного числа образованных носителей языка, – было бы катастрофой. Это как Шотландия: даже если она отделится от Соединенного Королевства, то по-английски там говорить не перестанут.

В этом смысле победа большевиков была для русского языка катастрофой.

Русская культура была уничтожена и изолирована от мира, а главное – большевики начали искусственное и фарисейское стимулирование национальных языков. Сделано это было потому, что большевики рассматривали Россию как плацдарм для мировой революции, и СССР, на гербе которого был изображен земной шар, был для них кристаллом, вокруг которого надо было наращивать новые ячейки: Германскую ССР, Французскую ССР, Болгарскую ССР – и так далее, пока, по удачному выражению Виктора Суворова, последняя Аргентинская ССР не войдет в дружную семью советских народов.

В результате развал СССР оказался для России не только национальной, но и языковой катастрофой. Национальные республики отделились и зажили настоящей жизнью, и вместе с ними этой настоящей жизнью зажили искусственно законсервированные большевиками национальные языки.

Однако что было, то прошло, и разбитого яйца не соберешь. Россия, несмотря на крушение СССР, оставалась метрополией, а русский язык – самым развитым и влиятельным языком на территории СНГ. Законами и пушками эту влиятельность больше поддерживать было нельзя, но оставалось три других могучих способа поддержки: экономика, культура и образование.

Люди из стран бывшего СНГ по-прежнему готовы были ехать в метрополию учиться. И если бы Россия оставалась центром развитой экономики и развитых технологий, то и русский язык сам собой, без всякого Совета по русскому языку, сохранял бы свое первенство.

Безумная политика Кремля и амбиции, не подкрепленные никакой экономической и технологической основой, не оставили от этой возможности камня на камне. Грузины после принудительных депортаций поехали учиться вместо Москвы в Европу и Америку; украинцы после Крыма и Донбасса запретили «Яндекс» и вообще все русское – одна эта мера нанесла русскому языку больше урона, чем любое преимущество, полученное от аннексии Крыма.

Язык – как деньги. В 19 веке национальная валюта любой страны была обеспечена золотом, сейчас она обеспечена экономикой. То же самое и язык. В 19 веке его обеспечивали завоеваниями. Сейчас его обеспечивает только экономика, технология и прогресс.

Если бы Россия представляла из себя богатое преуспевающее общество, со стартапами, частными инвестициями, ведущими мировыми университетами – как, например, Китай, – то русский продолжал бы оставаться главной языковой валютой по крайней мере на пространстве бывшего СНГ, а то и всей Восточной Европы. Было бы круто учить русский, как сейчас круто учить китайский. На русском продолжали бы говорить, учиться и думать на всем пространстве СНГ, как в Сингапуре продолжают говорить на английском.

Чем больше Кремль будет жить в параллельной реальности, тем меньше будет желающих говорить на языке, который эту реальность описывает, и главным пещерным русофобом, который ведет войну против русского языка, – а заодно и против русской экономики и русской культуры, – является сам Кремль.

Юлия Латынина
«Новая газета»