Старый пруд

За мельницей, что неумолчно шумит водой день и ночь, раскинулся старый, глубокий пруд. Мельница тоже старая, ветхая, одну ее стену, обращенную к воде и постоянно влажную, густо испятнал зеленый мох, другие стены потрескались и потемнели от солнца и дождей. Дожди льют весной и осенью, а летними жаркими днями солнце щедро лучится, и лучи его проникают в сумрачную глубину пруда и радуют все живое на его поверхности. Крупные твердые стрекозы, словно сотканные из разноцветных ниток, низко летают над водой взад и вперед, быстро-быстро шелестя сухими прозрачными крыльями, водомеры на тоненьких ножках скользят по воде, как мальчишки на коньках по льду; ярко-зеленая осока непокорными пучками выпирает из хлипких полузатопленных кочек, крупные листья кувшинок томятся под прямыми солнечными лучами. Воробьи шумной стайкой взлетают с запорошенной отрубями земли и, вразнобой чирикая, рассаживаются на покатой крыше, а из-за угла мельницы на плотину всходит большой черный кот мельника и останавливается, приподняв лапу, завороженный жарким сиянием осколка бутылочного стекла, застрявшего в досках плотины.

Толя – первоклассник, приехавший на каникулы в деревню к тетке, любит бывать на пруду. Здесь его занимает до бесконечности все: и как золотые пчелы, прилетевшие с пахучего медвяного луга, садятся к самой воде и исполняют свой загадочный танец, и как камышовка, вызванивая свою нехитрую песенку, выпорхнет из зарослей речного тростника, и, близко увидев человека, суетливо юркнет обратно. Он знает, что если раскопать сырую землю вон под тем сухим пнем, то можно найти большого удильного червя, на которого ловят рыбу. Подолгу смотрит он, сидя на корточках у берега, на чистые разноцветные камни, странно увеличенные прозрачной водой, и видит, как дальше за ними в таинственной глубине медленно колышутся темные космы водорослей. Он видит, как жук-плавунец быстрой черной течкой несется из глубины к сверкающей поверхности, и вдруг перевернувшись, снова исчезает в зарослях подводного леса.

Иногда на плотину выходит мельник – сухой аккуратный старик, одетый в вылинявшую до голубых разводов, когда-то синюю рубашку. Он подолгу стоит на плотине, щурясь на рассыпь золотых бликов, или глядит на густую поросль ивняка, окружившего старую, наполовину засохшую ветлу.

Иногда он глядит прямо на Толю и тогда щурится еще больше, пряча улыбку в окладистой, густо заседевшей бороде.

Тольке мельник кажется строгим, неприветливым и он, срубая на ходу мясистые листья лопуха лозиной, убегает от пруда, перепрыгивает через заросли желтой пахучей рябинки и выбегает на дорогу, ведущую к селу.

Но настоящие чудеса на пруду начинались с сумерками, когда остывающее солнце окутывалось сухой закатной дымкой.

Раскалывая темное зеркало воды, всплескивал сазан – словно кто-то огромной, вялой ладонью бил по воде. Сверкнув на миг крупной медной чешуей, он снова проваливался в глубину. Выводок тонкошеих чирят, опасливо озираясь, торопливо скользит среди белых кувшинок и разом пропадает в высоком кочкарнике. За поляной с потухшими цветами, из сумрачного старого ельника, казалось, кто-то невидимый нахмурил щетинистые брови. А вот зажглась, заискрилась первая звезда в темно-лиловом небе. Мельница, казалось, вырастала в размерах, ее шум становился громче, и в то же время невнятный, как будто чьи-то неведомые голоса вплетались в дробный перестук старого колеса.

Затаив дыхание, на цыпочках подкрадывался Толька к старой мельнице и вдруг, перепуганный скрипом останавливающегося колеса, со всех ног бросался назад, к деревне, где в наступившей темноте один за другим загорались в окнах огни.

Однажды, погожим летним утром внимание Тольки, рано пришедшего на пруд, привлекла необычная картина. Шумно переговариваясь, несколько мужчин из деревни, все заядлые рыбаки и охотники, дружными усилиями снимали с телеги большую лодку. Вскоре смоленая ладья закачалась на взбаламученной воде, а рыбаки покидали в нее весла, шесты и мешки со снастями.

– Ну, дядя Назар, – обратился один из них к мельнику, – в добрый час избавим твой пруд от живоглота.

– Дал бы бог, – спокойно проговорил мельник, перебирая ячейки огромного невода, краем торчавшего из мешка. – Однако, не слабовата ли нитка-то, а? Щучка-то не простая, в ней, почитай, пуда три будет!

– Не бойсь, дядя, – ответил ему другой мужик помоложе, столяр Василий, – вожжи не гнилые, да и ездоки лихие!

Все засмеялись и под смех и гомон оттолкнулись от берега, наискось направляя лодку к самому глубокому месту. Вскоре невод, удерживаемый двумя рыбаками на берегу, косо обошел глубину, и закачались на поверхности берестяные поплавки. В то же время еще двое в легкой лодке мельника выплыли из противоположного угла, как из засады, и, толкаясь шестами, пошли на невод. Сидевшие в этой лодке вдруг захлопали веслами и начали протыкать подводные заросли длинным шестом. Поднялся шум и крик, водяная курочка выпорхнула из камышей, серая цапля, спокойно дремавшая на песчаной отмели, испуганно взлетела, смешно махая мягкими, словно из тряпок сшитыми, крыльями.

Вдруг поплавки дрогнули и сбились в кучу. «Сдавай» – дружно закричали рыбаки и налегли на весла. Крепкая сеть начала заворачиваться крутым полукругом, не давая середине натянуться под напором невидимой силы. Лодка с неводом, описав полный круг, ткнулась в косу. Крепко перехватывая руками концы, рыбаки тянули невод на песок. Загонщики, бросив лодку у берега, бежали на подмогу. Вода перед неводом закипела – рыбы, почувствовав, как уходит из под них родная стихия, бились и накрепко запутывались в липкой ячье.

– А ну еще, эхма! – и рыбаки последним усилием выволокли кошель невода. Толька, подбежав ближе, открыл рот от восхищения – множество рыб, опутанных водяной зеленью, бились на песке. Здесь были литые, тусклой желтизны сазаны, пудовые караси, шершавые зеленополосые окуни. Однако ловцы были обескуражены – посреди невода зияла дыра, в которую ушла огромная щука, за которой они охотились.

– Ну, дедка, однако наколдовал ты, неохота тебе с водяным своим расставаться! – обратился к мельнику рыжий конюх Евсей, зубоскал и насмешник.

– Будет тебе! – одернул его кузнец Иван, бородатый пожилой дядя.

Мельник, тая усмешку в густых усах, выбрал пару карасей поменьше и пошел к себе на мельницу, сопровождаемый большим черным котом, непрестанно забегавшим вперед в предчувствии обильного обеда.

И. Шустов