Уполномочен на беззаконие

В предыдущем номере читатели газеты могли ознакомиться с захватывающим повествованием о том, как следователь по расследованию особо важных СУ СК РФ по РТ дел Карен Оюн по приказу начальства самозабвенно, не покладая рук, шил по ночам и ранним утром уголовное дело по обвинению бывшего спикера парламента белыми нитками. Особенно запомнились читателям показания на суде о том, как он угрозами и шантажом заставлял виновного в избиении скотокрада писать заявление на невиновного В.Оюна. Фактически это может квалифицироваться как принуждение к заведомо ложному доносу. Но этот подлец, к сожалению, был не одинок. Он возглавлял целую бригаду из 15 следователей, которых следует, наверное, для точности назвать скорее подонками, чем порядочными людьми, которые и состряпали это дело.

И в этой публикации мы расскажем языком судебных протоколов допроса об участии в «расследовании» нашумевшего уголовного дела другого виртуоза фальсификации – следователя по расследованию особо важных СУ СК РФ по РТ дел Мергена Успуна. Он отличился тем, что, по показанию свидетелей и их опекунов, перед проверкой показаний свидетелей, заводил несовершеннолетних ребятишек без их родителей в автобус следственного комитета, натаскивал их давать лживые показания, а затем «допрашивал» перед камерами видеозаписи.

Однако перейдём к протоколам судебного заседания.

Второго августа 2011 года в судебном заседании был допрошен в присутствии матери несовершеннолетний свидетель Сылдыс Оюн, который, в частности, показал, что его «допрашивали следователи много раз» а он им «рассказывал, как они подсказывали, говорили, что и как говорить». Как их звали, он не знает, но опознать по фотографии согласился. Впоследствии на фотографиях, запечатлевших проверку показаний на месте, он опознает следователя Успуна. И подтвердит на суде, что это именно он учил его в следственном автобусе, как правильно подтверждать лживые показания. На вопрос, «почему вы согласились сказать так, как вам подсказывали, а не так, как вы сегодня в судебном заседании говорите?», наивный мальчик чистосердечно признался, что «обещали, что за это нас отправят в лагерь». Как потом выяснилось, что имелся в виду лагерь отдыха, в который ребятишки, конечно же, не попали.

Этот мальчик интересен нам ещё тем, что его мать следователи уговорили написать заявление, будто бы В.Оюн избил и его тоже, невзирая на то, что на мальчике не было обнаружено ни царапины. Вот как сам Сылдыс это описывал в суде.

На вопрос: «ты сам писал заявление о том, чтобы В.М. Оюна привлекли к уголовной ответственности?», он ответил: «нет, я вообще не писал, не знаю». А на вопрос «следователь тебе давал заявление читать?», ответил категорично: «вообще не давали читать какие-нибудь бумаги», хотя «бумаги подписывал». А не читал их потому, что «не давали читать». Более того, в ходе допроса выяснилось, что при допросе несовершеннолетних «следователь не разъяснял права и обязанности», его мама почти никогда не присутствовала при допросе.

Отдельного описания стоит эпизод доставки несовершеннолетних свидетелей в Кызыл для дачи показаний. В ходе судебного разбирательства выяснилось, что Сылдыса Оюна и Маадыра Дыртык-Кара увёз некто Оттук-оол. Об этом ничего не знали родители несовершеннолетних детей. Детей попросту выкрали... В этом плане примечателен допрос мальчика в суде. На вопрос: «ты знал, зачем тебя везут в Кызыл?», он ответил: «нет». А на вопрос «какое время было, когда тебя допрашивали в первый раз? День? Ночь?», получили ответ: «ночь». И действительно, в протоколе опроса стоит время два часа ночи. «Ты хотел спать? Или тебе было интересно?» – спросили его в суде, на что он ответил: «я хотел спать». «Тебя кто-нибудь учил, что нужно говорить следователю?» – спросили его. «Да, около часа». А на вопрос «а педагог был, когда тебя допрашивали?», ответил: «сначала мне подсказывали, какие нужно давать показания, потом привезли педагога. В начале, когда мне подсказывали, педагога не было». После ночного опроса, когда следователи добились от мальчика всего, чего они хотели, он «переночевал там, там лег, в кабинете». Но следователям, видимо, нужны были доказательства того, что мальчик был избит. И, как сообщил суду Сылдыс, «рано утром проснулись, уехали в больницу», хотя со здоровьем «нормально было». В больнице у него «осматривали спину». На вопрос: «на спине у тебя было что-нибудь? Какие-то побои?», он ответил: «нет». Но, тем не менее, в деле неизвестно откуда появилась справка о наличии побоев у мальчика...

В суде подробно исследовалось, как похищенные ранее из дома мальчишки Сылдыс Оюн и Маадыр Дыртык-Кара после ночных допросов были возвращены домой. И это тоже крайне интересно и показательно. Сылдыс рассказал, что они домой «на машине, на Газели уехали», на которой «было написано «Прокуратура». Их «привезли в сельсовет и там долго стояли». Затем мальчики «пошли в туалет и сбежали», потому что боялись этих людей и им «надоело».

А когда в суде защитник Котовщиков, показав фотографии из уголовного дела при проверке показаний на месте, спросил Сылдыса: «полистай и посмотри, вот на этих фотографиях есть ли лица, которые тебе подсказывали, как нужно давать показания?», то получил чёткий ответ: «вот этот в камуфляжной одежде» и указал на следователя Успуна.

Позже его мать Сара Оюн на допросе в суде полностью подтвердила его показания. Она сообщила суду, что все показания от её имени «составлял Карим Кок-оол», «они обманывали меня», «обещали: если вы так напишите, то вас никуда вызывать не будут. А если я напишу по-другому, то в суд будут постоянно вызывать. Сказали: надо написать так, как они подсказывают». Что же касается побоев на сыне, то она достоверно сообщила суду: когда мальчик вернулся домой, она «одежду сменила, в бане помыла. Ничего на теле не было, ни синяков, ничего. Я проверяла». Потому никаких претензий к Василию Майлоловичу Оюну у неё нет, поскольку «он его не бил» и «ничего такого не было». А неверные показания мальчик давал в суде потому, что «они заставляли. Следователи заставляли. Вот так объясняйте, вот так напишите. Так говорили ему». «Они подсказывали, поэтому я подумала, что все так было, поэтому я такие показания и давала. Потом оказалось, что все не так было. Они уговорили сына... Я поверила и так написала, как они сказали. На самом деле такого не было».

Что же касается неприглядной роли следователя Успуна при проверке показаний на месте, когда он, по заявлению Сылдыса, заводил ребят без родителей в автобус и под обещание после дачи нужных ему показаний отправить их в лагерь отдыха, то мать Сылдыса это объяснила так: Успун пригласил Сылдыса без матери и Маадыра без отца в автобус и «объяснил: вот так, вот так, объяснение дадите. Потом они все вышли». Об этом она узнала «позже, когда уже снимать стали». В машине они с Успуном находились «довольно долго, где-то около получаса или час. Потом начали снимать». Сын её сказал потом, что «их учили, как давать показания. Подсказали в машине: вот так объяснение дайте и другого не говорите. Говорите так, как мы вам сказали. И всё без нас – мы на улице стояли, ждали». «Они их заставляли...».

Но прокурор не унимался и пытался доказать, что показания, данные участниками процесса на следствии – правдивы, а те, что они дают в суде – лживы. Но его заявления были полностью опровергнуты допросом в суде несовершеннолетнего свидетеля Маадыра Дыртык-Кара и его матери 10 августа 2011 г. Вот что, в частности, показал Маадыр: «нас вместе с Сылдысом со стоянки в Кызыл увезли незнакомые бритоголовые люди». «Не представились, просто увезли в Кызыл». Разрешение на это у родителей они не получали, «к родителям не заезжали перед тем, как увезли». Привезли «вечером около восьми часов в какое-то здание. Допрашивали в отсутствие родителей». Там они «уговаривали нас, подсказывали, как нужно говорить». Он «не знает, что это за люди», «они не представлялись». Но «те, что уговаривали и те, что составляли документы – разные люди». «Они подсказывали, как говорить. Обещали, что потом отправят в лагерь». Что они подписывали, он не знает: «не знаю, что в них содержалось».

Потом его допрашивали в селе. Эти люди почему-то очень не хотели, чтобы с мальчиком на допросах присутствовала его мама. «Они кричали, что пришел с матерью. Они кричали на мать. Потом я мать отвел в больницу». Когда он был на стоянке, «молодой человек дал мне патрон и сказал, чтобы я потом сказал суду о том, что это я нашел этот патрон». Потом, путём дополнительного опроса выяснилось, что этим «молодым человеком, бритоголовым», оказался криминальный авторитет, депутат фракции «Единая Россия» в Верховном парламенте Тувы с кандально известный Роман Монгуш, отбывающий сейчас в колонии-поселении срок за нападение на милиционера. Правда, это никак не помогло следствию – экспертиза установила, что этот патрон никогда не был в патроннике... Попытка фальсификации доказательства вины В.Оюна провалилась.

Участникам процесса было важно узнать, на самом ли деле ребятишек подучивали врать на следствии, и несовершеннолетний свидетель сдал своих «учителей» с потрохами, сказав суду: «да, учили говорить, как написано в протоколах». Более того: Дыртык-Кара М.В. опознал в человеке в камуфляжной форме на фотографии следователя Успуна и пояснил, что, «перед тем как снимать, этот человек в пестрой одежде объяснил, куда что показывать, где я нашел патрон». При этом он «в газель не пускал моего отца, туда завел нас и сам объяснил, что надо будет сказать». А уж затем они на камеру «говорили по подсказке, как нам велели». Об этом он отцу «сначала не говорил, потом сказал». Рассказал он суду и о том, как после ночного допроса они с Сылдысом добирались домой. Проехали они «на машине того человека, который в пестрой одежде. На следующий день привезли, вечером увезли, разбирали, переночевали. Когда привезли нас в село, мы убежали». Что же касается Сылдыса, то он уверенно ответил по поводу возможных ссадин у него на теле: «не было повреждений». И не верить ему никаких оснований нет.

А вот какие показания в суде дала его мать: её сын «после того, как все прошло», сказал, что «его уговаривали. После допроса рассказал, что происходило, уговаривали, обещали в лагерь отправить, без родителей опрашивали в стеклянном здании ночью, просили говорить неправду».

Таким образом, показания как несовершеннолетних Сылдыса и Маадыра, а также их матерей дают полную картину того¸ как недобросовестные следователи СУ СК заставляли школьников давать лживые показания на В.Оюна, пользуясь их доверчивостью и беззащитностью.

После таких итогов допросов свидетелей обвинения у прокурора Наконечного случился нервный срыв. Он был просто в отчаянии. Сшитое на скорую руку недобросовестными, и непрофессиональными следователями уголовное дело лезло по швам. И он, видимо, решил, что можно как-то поправить дело, допросив следователя Успуна в суде. Но вышло всё с точностью до «наоборот». В ходе его допроса выяснилось, что, кроме его заклинания о том, что он якобы всё делал строго по закону, он ничего в подтверждение этого сообщить не может. И фактически подтвердил доводы защиты. Вот выдержки из его допроса в суде 31 августа 2011 г. На вопрос гособвинителя, «можете нам подробно рассказать, как проводились данные следственные действия?», Успун твёрдо ответил: «понятые участвовали». Правда, на вопрос, откуда они появились, вынужден был неопределённо ответить: «не могу сказать». Но добавил, противореча материалам дела: «несовершеннолетние участвовали, участвовал их законный представитель». Вопреки утверждениям свидетелей, он утверждал: «свидетели сами при проведении следственных действий разъясняли права и обязанности. После чего свидетели свободно давали показания». При этом «они сами свободно говорили». А на вопрос прокурора, «собирали ли вы их в машине?», утверждал: «такого не было».

Он, естественно, заявил, что никакого психологического давления на свидетелей не оказывалось. При этом у него, как у пойманного на месте преступления мелкого жулика бегали по сторонам глазки и потели руки. Следует отметить, что при допросе прокурора он демонстрировал удивительную память. Чувствовалось, что они с прокурором хорошо подготовились и отрепетировали выступление тандемом. Их диалог был похож на песню.

Совсем иная картина сложилась, когда его стала допрашивать сторона защиты. На самые простые вопросы он отвечал односложно: «этого не могу вспомнить», «вот этого тоже не могу сказать», «этого точно не могу сказать. Я не помню», «так же не помню я. Не могу сказать». К примеру, защитник Котовщиков спросил его: «каким образом Дыртык-Кара М.В. с участием которого вы проводили проверку на месте, и Оюн С.С. появились в помещении следственного комитета в ночь с 11 на 12.06.2010 г. без уведомления об этом матерей?», на что он ответил: «я просто участвовал и все. Каким образом они приехали, с кем и почему, я не в курсе». Он даже не мог ответить, кто ему представил детей и поручил опросить. «А почему это было в ночное время, уже глубоко ночью?» – спросили его. «Этого тоже не могу объяснить», – парировал он. Вопрос: «Вы всегда несовершеннолетних по ночам опрашиваете в ходе до следственных проверок?». Ответ: «это не моё дело». А на вопрос «вы учили их перед тем, как при педагоге опрашивать ночью, что им нужно говорить?», ответил: «нет, такого не помню». Не мог он вспомнить, и откуда в 3 часа ночи в здании СУ СК появился педагог, хотя «Школы закрыты, детские сады тоже не работают», он только потому нахально ответил: «нашел и нашел».

А когда защита поинтересовалась, почему видеозапись, сделанная на следствии, прерывалась и время не соответствует данным в протоколе, получила нечленораздельный ответ: «я не помню..., не знаю. Возможно, техническая ошибка». Защитник Язев спросил следователя: «вы проверяли документы у опрашиваемого несовершеннолетнего?», на что услышал ответ: «не помню». «А вы проверяли документы у педагога?». И снова ответ: «тоже не помню». «А как вы установили, что это педагог, а не дворник?» – не унимался Язев. Но ответ был: «я сказал: не помню».

Похоже, что прокурор Наконечный уже сто раз пожалел, что вызвал его в суд в качестве дополнительного свидетеля. Помочь он обвинению ничем не помог, а только окончательно испортил картину обвинения. Создавалось впечатление, что следователь находится в таком отчаянии, что готов кинуться в драку. Язеву не осталось ничего другого, как участливо, чисто по-докторски спросить: «у вас психически нормальное состояние?». И хотя «пациент» ответил»: «нормальное», уверенности в этом, похоже, ни у кого из присутствующих не было.

Как видно из выдержек из протоколов допроса свидетелей, показания следователя Успуна в той части, где он демонстрирует хорошую память, полностью противоречат показаниям всех свидетелей. А в той части, где он мычал «не помню» и «не знаю» правдивость показаний других его полностью изобличает. В связи с этим гособвинитель спросил его, имеются ли «какие-то взаимоотношения личного характера между несовершеннолетними и вами, между их родителями и вами, которые могли бы повлиять на неприязненные отношения, связанные с вашей личностью и с желанием вас оговорить?», на что тот был вынужден ответить: «ранее они мне были не знакомы». Тогда его спросили: «вы как-нибудь можете объяснить: почему все лица, и оба несовершеннолетние, обе матери, здесь не случайно государственный обвинитель задал вопрос, они все говорят, что вы, лично вы, перед тем, как проводить следственные мероприятия с записью на видеокамеру, заводили несовершеннолетних в машину и больше никого туда не пускали. И это было не менее 30 минут. А в машине говорили им, что, как и кому нужно показывать?». На что следователь затравленно ответил: «такого с моей стороны быть не могло». Но что-либо объяснить по этому поводу отказался.

Вот таков наш герой – особо важный следователь СУ СК РФ по РТ. Комментарии, как говорится, излишни. Вряд ли кто-то может поверить в то, что дети и их родители сговорились на его оговор. Скорее верится в то, что это Успун лез из кожи вон, чтобы угодить начальству и сфабриковать доказательства вины Василия Оюна. По крайней мере, в это верится охотнее. Тем более, что, скорее всего, за Успуном тянется длинный шлейф преступлений. К примеру, сейчас в прокуратуре и СУ СК рассматривается заявление о совершении преступления Успуном при расследовании уголовного дела, сфабрикованного в отношении С.Конвиза. Там наш герой сфабриковал протокол допроса свидетеля Виноградова, в котором тот якобы давал показания против Конвиза. В суде выяснилось, что на свидетеля оказывалось незаконное давление, он был насильно изолирован от общества¸ чтобы не иметь возможности давать правдивые показания. Но автороведческая экспертиза, назначенная судом, выдала заключение, что показания свидетеля Виноградова в протоколе ему принадлежать не могут. Поэтому суд исключил их из числа доказательств. Надеемся, что скоро на Успуна будет заведено уголовное дело, и он уже не будет иметь возможности фабриковать доказательства по уголовным делам.

Кондрат Пчёлкин