СПЕЦИАЛИСТОВ ВЫДАВЛИВАЮТ ИЗ РЕСПУБЛИКИ

Я знакома со множеством безработных людей в Москве – приходилось снимать бомжей. У них нет документов, они нездоровы и давно утратили навыки и знания, которые у них имелись в нормальной жизни, до периода бездомности. В Туве у меня тоже есть знакомые безработные. Это люди с дипломами престижных московских вузов: ветеринарной академии им. Скрябина и консерватории им. Чайковского. Композитор Оксана Тюлюш была приглашена работать в наш театр, но когда пришел срок предоставления ее семье жилья (трое детей, муж тоже музыкант) ее должность срочно сократили и квартиру передали следующей по списку «остронуждающейся» – дочери главного режиссера Сюзанне Ооржак. Ни в музыкальном колледже республики, ни в филармонии не нашлось работы для «штучного», как говорят сами музыканты, товара. Композиторов не выпускают списками и партиями, их – единицы.

Оксана сидит дома, иногда выступает в сборных концертах «джэмах», поскольку импровизировать за клавишными способен не всякий. По крайней мере, в Туве. Она водит старшую дочь в музыкальную школу (класс скрипки) и не знает, чем оплачивать за жилье и обучение. Некоторое время они жили в Москве, где частные уроки и музыкальное обслуживание вип-зала международного столичного аэропорта в месяц приносило доход больший, чем годовая зарплата в Туве. Но жить с тремя детьми вечными гастарбайтерами невозможно, поэтому они вернулись в Кызыл. Надежды главы семьи, что это будет хоть и бедная, но творчески богатая жизнь в среде коллег – музыкантов, не оправдались.

«Мы не сработались с директором филармонии Игорем Дулушем», – говорит она сдержанно. У Оксаны и ее мужа Ильи Синкина есть солидная стопочка переписки из заявлений и ответов министерства культуры, которую я прошу подарить мне, как документы эпохи «бессмысленной производительности труда». Они смеются и иногда цитируют оттуда перлы. Может, когда-нибудь напишут оперу, либретто уже написано самой жизнью.

Поскольку я и сама, в сущности, безработная, мы подумывали вместе встать на учет, но оказалось, что сбор документов и отчетность окажутся гораздо хлопотнее и дороже, чем само пособие, чуть более одной тысячи рублей в месяц. Об этом мне рассказала Сара Монгуш. Три года назад я брала у нее интервью, как у единственного специалиста по племенной работе, стоящего на вещевом рынке с чужим товаром. По своей специальности она никому не была нужна. Сегодня у нее нет и этой работы.

Увидев в апреле объявление о конкурсе на должность «зооинженера» в Министерстве сельского хозяйства, она подала документы и согласно требованию комиссии, снялась с учета индивидуального предпринимателя. Конкурс выиграл советник Главы правительства Тувы Александр Ондар, который, по словам Сары Монгуш, не имел полного комплекта документов и не должен был даже допускаться до рассмотрения его кандидатуры. Я не знаю, какое образование у А. Ондара, но «советовал» он в прежней должности отнюдь не по сельскому хозяйству и зооинженерии. Помню, что сидел в кабинете личной охраны премьера.

В октябре минувшего года Сара Монгуш подавала заявление на вакантную должность зам. начальника по животноводству и племенному делу того же Минсельхоза Тувы. Конкурс выиграл сын чиновника Роспотребнадзора Денис Глушков. Молодой выпускник Иркутского «Сельхоза» отлично смотрится за компьютером. Но проблема в том, что коровы и бараны умножаются не переключением клавиш и возней с компьютерной мышкой. Мне бы очень хотелось посмотреть на аттестацию всех специалистов и руководителей Минсельхоза, которых подвели бы к живым коровам и баранам. С какой стороны подойдут и отличат ли животных, ну хотя бы по полу.

Сара Монгуш пыталась попасть на прием к главе правительства – в отделе по работе с обращениями граждан четверть века, при всех властях и фигурах, работают одни и те же люди, опытно отсеивающие «просителей», она получила тот же ответ, который получала и при Шериг-ооле Ооржаке. Помощники Шолбана Кара-оола ответили ей отпиской, на доступном языке звучащей, как: «Не беспокойте дарга такой ерундой, идите в Минсельхоз».

Иван Чучев, опытный, как говорится, «хозяйственник», советник премьера по агропрому, принял ее на 3 минуты. По словам Сары Монгуш, он вызвал в кабинет какую-то женщину и провел некую очную ставку, кивнув на посетителя: «Знаешь?». Ухоженная чиновница в белом верхе и черном низе, едва взглянула на загорелое, огрубевшее от стояния на морозе и жаре лицо зооинженера и брезгливо пожала плечами. Сару Монгуш выпроводили, почти как самозванку.

Когда разваливали и растаскивали бывшее «Племобъединение», она беспокоилась не за свое будущее, а за будущее сельского хозяйства республики. Писала, просилась на приемы, доказывала и осталась даже без выплаты компенсации, в отличие от промолчавших коллег. Свидетели, а возможно, и соучастники того раздела госимущества сегодня в кабинетах, куда она обращается со своими документами. Они ее как бы не узнают. Все-таки мы восточные люди и в лицо никогда не говорим то, о чем думаем на самом деле. Ее как бы не узнают, но, конечно же, никогда не забудут. Пока сидят в этих креслах и как бы работают в поле, в кошаре, на чабанской стоянке.

Я предложила Саре Монгуш уехать в Москву и на свой страх и риск быть убитой фашистами, все же найти работу гастарбайтера. Тогда она сможет выучить двоих сыновей. А может, в подмосковных хозяйствах еще нужны и ценятся специалисты с дипломом академии Скрябина, обученные помимо всего и научно-исследовательской работе? Боюсь, что с дипломом нашего «Сельхоза», в массовых масштабах имеющегося у всех сотрудников всех сфер, начиная с МВД, МЧС и заканчивая правительством и парламентом, таких знаний в головы выпускников-заочников не перетекало. И даже не предполагалось. Просто «корочка» для закрепления на рабочем месте. Просто как бы образование.

Просто живем, как умеем и не подвинемся. Можешь хоть Нобелевскую премию получить, а в наши плотные ряды не суйся. Не пустим.

www.livejournal.com