Бронебойщики под Сталинградом

Сержант Александр Тартарян спал глубоко, но, как ему показалось, недолго. Проснулся от непривычного тепла и покоя, и память чётко воспроизвела, что было ещё несколько часов назад. Сюда, под Сталинград, шли ночами. Шли, согреваясь общим движением, отдыхали днём, забываясь тяжёлым от усталости и неспокойным от холода сном. Стояла поздняя осень.

Утром поля светились сумеречной голубизной, а рощи и вершины холмов бурели, как прихваченное огнём походного костра шинельное сукно. Последние впечатления, наслаиваясь, слились в одно. Усталость и холод, холод и усталость, однообразный шум двигающихся вооружённых людей. Впереди был Сталинград. И было известно, что на главном направлении немцы, создав преимущество в силах, медленно, но упорно сжимают советскую оборону. Они вели переговоры открытым текстом, не считая нужным тратить время на шифрование. Целью советских частей было – дойти в срок во чтобы то ни стало. Дойти и влиться в войска, которые, цепляясь за каждую высоту, с неимоверны напряжением противостояли блокирующему кольцу немцев.

По приходу одну роту из вновь прибывших разместили на запасном, замаскированном командном пункте. Александр успел отдохнуть в этом давно забытом комфорте – он лежал вытянувшись, без шинели и сапог, и ему было жарко. Огненно сверкал огонёк железной печки. Тёплый воздух странно щекотал гортань. Скрипнула дверь, откинулся маскировочный полог, и глаза резануло светом. «Сержант Тартарян!» – коренастый человек в ватнике всматривался в лежащих. «Старшина Ермолаев!» – представился он вскочившему сержанту, – вас к командиру!» Прошли на действующее КП. Начальник – немолодой, грузный майор, говорил по телефону, около губ лежали недобрые складки. Тартарян представился и сообщил – нужно в хутор Верхне-Кумский, как указано в его сопроводительных документах.

– До Верхне-Кумского далеко, но машины дать не могу, – майор отвернулся.

– Разрешите спросить, как далеко?

– Около тридцати вёрст.

– Вёрст? Вы, наверное, хотели сказать, километров?

– Да, конечно, километров...

Майор повернулся. Лицо его уже не было злым и напряжённым, морщины разошлись. Он как-то невидяще глянул Александру в лицо. Очевидно, слово вёрст, нечаянно вырвавшееся, отнесло его вдруг далеко отсюда, а может, напомнило о чём-то дорогом и близком, оставшемся по ту сторону войны. Он вздохнул, потом нахмурился и внимательно оглядел сержанта. Тот бросил руку к козырьку.

– Разрешите отбыть, товарищ майор, пешком?

– Э, нет, сержант, не разрешаю.

Майор неожиданно легко поднялся, подошёл близко, но голова его непроизвольно повернулась к карте. Он, видимо, хотел объяснить, что немцы за истекшие сутки продвинулись на несколько километров и держали под обстрелом дорогу, но подумал, что это долго и, собственно, ничего не изменит для ожидающего сержанта.

– Так вот, сержант. Дорога на хутор Верхне-Кумский отрезана. Мы здесь ведём тяжёлые оборонительные бои. Я предлагаю вам временно влиться в нашу стрелковую часть. Я смотрел ваши документы. Вы ведь бронебойщик? Вы только закончили курсы? Сумеете выйти против немецкого танка «сам-на-сам»? Вы очень нужны для придания нашему стрелковому подразделению «боевой устойчивости». Сам факт вашего присутствия среди солдат придаст им уверенности... Дело в том, что все «танкоопасные» направления на передовой прикрыты, в меру наших сил, танкам и артиллерией, и последние танковые атаки врага более или менее успешно отбиты. Но враг ведь тоже не дурак! Он неустанно ищет слабые места в нашей обороне... А их не должно быть! Нет, мои стрелки с флангов тоже прикрыты, слева артиллерия, справа даже подразделение тяжёлых танков КВ, но много у меня прибыло и молодёжи необстрелянной, да из запаса кое-что наскребли, словом, учиться некогда, а драться – уже сегодня! Старшина покажет тебе нашу пехотную бронебойную технику – учён обращаться, научи и нас тоже. Это приказ!

Зазвонил телефон. Телефонист переспросил простуженным голосом пароль и протянул трубку майору. Старшину Тартарян увидел у входа, где тот разговаривал с ефрейтором – артиллеристом.

Александр осмотрел оружие – четыре противотанковых ружья. Одно из них было марки ПТРС, магазинное, на пять патронов, три других – однозарядные, ПТРД. Сержант объяснил разницу между ними и добавил – я вижу в ваших глазах тень недоверия, вы думаете, наверное, что пуля из этого ружья для танка – что слону дробина! Но и танк имеет несколько уязвимых мест, например, жалюзи двигателя, или гусеница, смотровые щели и люки. Точное попадание в одну из этих точек выводит вражескую машину из строя. Так что, главное – хладнокровие и точный прицел, а бронебойно-зажигательная пуля сделает своё дело!

Тартарян вспомнил часы занятий на курсах бронебойщиков. Пожилой полковник долго объяснял историю противоборства брони и снаряда, и какую роль сыграла идея вооружить пехотинца безотказным, эффективным средством пробивания брони. По мере усиления броневой защиты многим казалось, что идея противотанкового ружья устарела – не всякая пушка брала современный танк, где уж ружью! Но первые же бои с противником показали, что сплошь и рядом происходят огневые контакты с противником на близкой дистанции, где усовершенствованное противотанковое ружьё незаменимо. Попадавшие в уязвимые места пули со стальным сердечником выводили из строя узлы и агрегаты машины, поражали личный состав экипажей. Именно в те дни родилась на фронтах крылатая поговорка – «смелому и умелому танк не страшен!» А сколько пользы принесли безотказные ПТР – противотанковые ружья – партизанам! На расстоянии до полкилометра они поражали паровозы, поджигали цистерны с горючим. Меткими выстрелами лесные мстители подбивали бронеавтомобили и бронетранспортёры карателей.

Всё это пронеслось в голове Александра, и вот, на следующий день, не успели бойцы позавтракать – танковая тревога! Как и предвидел майор, немцы непрестанно атаковали в разных местах, ища слабину в обороне. Тартарян ещё раз проверил оружие и исподтишка оглядел своих вновь подготовленных бойцов – рядовых Ивана Шадрина и Николая Голованова, ефрейторов Евгения Саблина и Георгия Земляного. Александр пристально стал глядеть в направлении ожидаемой атаки. Ночью выпал снег, он забелил грязноватые тона поздней осени, и сейчас поле и недалёкий лесок выглядели торжественно и чуть печально, но война внесла грубые поправки в окружающее. Земля уродливо бугрилась брустверами траншей, деревья были посечены осколками, и некоторые вывернуты с корнем. Дым пожара из недалеко расположенного хутора пепельными космами тягуче змеился над полем.

И вот под прикрытием дыма и поспешно отступающей мглы рассвета пошли в атаку танки противника. Что-то волчье было в припадающих на выбоинах тяжёлых машинах. Вибрировал рёв моторов, танки появлялись и снова ныряли полосы синевато-серого дыма, и тогда хищно вспыхивали желтоватые огоньки фар и сильнее ревели моторы.

Вдруг со стороны немцев взлетела и пышно расцвела в побледневшем утреннем небе гроздь ракет и тотчас танки, на ходу выстроившись уступчатым тараном, увеличили скорость. Снег непрерывной круговертью закрутился над гусеницами, оседая на броне неровными белыми пятнами. Гул нарастал и тряс землю. Уже было видно, как тяжело и угрожающе кивали пушками первые машины, от передней протянулась трасса пулемётной очереди и хлестнула по брустверу траншеи, осыпав находившихся в ней комьями мёрзлой земли. Но Тартарян медлил с открытием огня, выжидая, когда расстояние до ближайшего танка сократится до дистанции уверенного выстрела. С фланга ударила сорокопятка, её снаряд высек жёлтую искру на броне вражеской машины и ушёл в степь, отрикошетив. Было видно, что башни нескольких машин повернулись по направлению выстрела и резко захлопали выстрелы. Им пока отвечало только одна противотанковая пушка. Было видно, что её огонь заставлял немцев совершать виражи, повороты и довороты, стрелять пока что вслепую. Но вот один танк подставил бок, и в тот же миг раздался выстрел из более мощного противотанкого орудия, семидесятишестимиллиметрового, и вражеская машина словно споткнулась и густо задымила... Резко откинулась крышка люка и чёрные фигурки танкистов начали скатываться по угловатой броне. С позиции зарокотал станковый пулемёт. Всё это произошло в считанные секунды, враг ни на мгновение не прекращал движения вперёд. Вот уже видны блестящие траки гусениц и осыпающаяся с них, перемешанная со снегом земля...

Это были средние танки Т-4, маневренные, подвижные, с надёжным бронированием и мощным вооружением немецкие машины. Они почти не уступали советской тридцатьчетвёрке и составляли основную массу танковых войск вермахта. Сержант Тартарян поднял руку в солдатской варежке... Это был сигнал для его подразделения бронебойщиков. Сам он тщательно стал выцеливать смотровую щель танка и одновременно нажимать на спуск... Толчок отдачи встряхнул, но, к своему удивлению, он увидел, что танк также ровно надвигается на него... Огорчённый и разозлённый неудачей, сержант быстро перезарядил и снова поймал на мушку всё вырастающий силуэт... На этот раз он перенёс прицел на гусеницу машины. Он целился долго, как ему казалось, целую вечность, и плавно, миллиметр за миллиметром, выбирал спуск...

Отдачи он уже не почувствовал, но широко открыл глаза после выстрела и, перезаряжая, опять увидел, что танк, словно заколдованный, идёт прямо на него... Но странно, страха не было, была досада только, как он думал, на какую-то ошибку в прицеливании. Не успел прозвучать третий выстрел, как танк странно посунулся правой стороной вбок и вдруг резко повернулся левой стороной и остановился. Не в силах сдержать инерции, Александр выстрелил прямо в борт. Но не этот, третий выстрел, был решающим – ещё вторым выстрелом сержант поразил гусеницу. Непроизвольно Тартарян откинулся на спинку окопа и широко открытыми глазами глядел на танк, «свой» подбитый танк! Потом перенёс внимание на солдат вверенного ему подразделения. Они сосредоточенно целились и стреляли в начавшие обходить позиции бронебойщиков машины.

Вдруг султан разрыва вырос прямо перед позицией. В лицо жарко дохнуло запахом сгоревшей взрывчатки. Цел... Александр невольно перенес взгляд на своих ребят. Со дна окопа поднимался Голованов, нашаривая в набросанной взрывом земле сорванную шапку. Остальные ребята тоже встряхивались после «земляного дождя», отирали ружья от грязи; самое главное – живы и здоровы! Женя Саблин уже полез в карман, и, похоже, сейчас будет скручивать самокрутку. Тартарян глянул на поле боя. В отдалении горел ещё один танк, подбитый артиллеристами. Потеряв три машины, немцы издали обстреляли позиции красноармейцев и отошли. Бойцы с восхищением и завистью глядели на Александра. На позиции появилось начальство. Майор, с чувством пожав руку сержанту Александру Тартаряну, поздравил подразделение бронебойщиков с боевым успехом.

Над землёй ещё кое-где плавал дым, остро пахло развороченной землёй и смердило металлической гарью. Около кустарниковой поросли стоял высокий молодой солдат-артиллерист. Налетевший ветерок весело трепал его белокурый чуб, а он угрюмо горбился – у его ног лежали накрытые шинелями останки его товарищей. Александра же неудержимо тянуло к людям. Он вновь ощутил чувство локтя товарища. Он чувствовал, что своим новым боевым друзьям он может доверять, и ему захотелось узнать о них как можно больше...

* * *

Такие, как они, выстояли под Сталинградом и в свою очередь заключили отборные дивизии гитлеровцев в стальное кольцо окружения, из которого вырваться врагу уже было не суждено. К слову сказать, у немцев так и не появилось до конца войны сколько-нибудь эффективных средств противотанковой обороны пехоты в полевых условиях. Бывший офицер гитлеровской армии Э.Миддерльдорф впоследствии писал: «Противотанковая оборона, без сомнения, является самой печальной главой в истории немецкой пехоты. Видимо, так и останется до конца неизвестным, почему в течение трёх с половиной лет, с момента появления танка Т-34 в августе 1941 года, до апреля 1945 года, не было создано приемлемого противотанкового средства пехоты...»

И, может быть, дело не в косности конструкторской мысли ведущих конструкторов оружия третьего рейха. Ослеплённые фантомом блицкрига – молниеносной войны, заправилы рейха не допускали мысли, что им когда-то понадобится оружие обороны. Односторонность их мышления доказали сотни тысяч советских солдат, таких, как сержант Александр Тартарян, которые сначала выстояли в обороне, с надёжным оружием в руках, а потом и перешли в наступление.

И. Шустов