ТАЙНА ПЯТИ БРАТЬЕВ

Старик задумчиво глядел на отблеск огня:

– Мне приходилось бывать здесь до того, как в верховье Чёрной речки открыли заповедник...

– Я уже вам говорил, Авдей Михайлович, не заповедник, а заказник, – егерь Чернореченского заказника Николай Оленин подбросил в печь сухих дров, расстегнул ворот штормовки. – Вы говорите – открыли, а мы строго границы хозяйства очертили. Сюда вход заказан. Хорошо бы открыть въезд – любуйтесь на зверей и птиц, наслаждайтесь красотой природы! Но далеко ещё до этого!

Авдей Михайлович, приведший в заказник коня, неторопливо согласился:

– Оно так. Однако, таинственные здесь места!

– Чем же? – удивился Николай.

– Разное случалось. Давно это было. Заночевал я тут однажды на охоте. Костёр прогорел. Вдруг проснулся. Гляжу – вроде фонарь светит, да яркий такой. Я окликнул. В ответ – ни звука. Потом дрогнул свет и поплыл над землёй. Так и ушёл под гольцы. Утром пошёл я проверить это место. Скалы – страшно смотреть! Только козерог мог бы там пройти, а ведь свет плавно над камнями плыл!

– Ну, это шаровая молния! Последнее время о них много писали. Я вот журнал как-нибудь вам привезу, статья там... Вы про козерогов упомянули, а что, были они раньше на этой территории?

– Заходили к зиме в скальное урочище, да там их не возьмёшь... Места больно несподручные.

– Вот и хорошо. Почувствуют, что их на территории заказника никто не преследует, и пусть себе пасутся в безопасности.

– Не ты возьмёшь, другой повалит.

– Этого не допустим. Звери в заказнике должны находиться под надёжной охраной.

– А ежели такой случай: вот нашёл я однажды задавленную косулю. Осмотрел, нож вынул, а крови-то и нет в звере!

– Как так?

– А вот так!

Николай наклонился к дровам, скрывая улыбку.

– А ведь видел я его! – неожиданно сказал старик.

– Кого же, Авдей Михайлович?

– А змея горного.

– Змея? Вот те раз!

– А вот хоть раз, хоть два. Своими глазами видел. Под гольцами он прячется, в скалах пустотных живёт. Огромадный. Двоих нас с тобой надо на его величину. Загривок крепкий, что твой бычий, грудь высокая, глаза – будто бы два голубых яхонта во лбу поблескивают. А цвету сам голубиного, сизого. А когда двигается, то оторопь берёт.

– Как это?

– А так. Вроде как вода льётся или песок пересыпается, его тулово, без звука для уха, а глаза привораживает – не оторвёшься. Если же ему с крутяка надо – в кольцо свернётся и скатится, хотя и лапки имеет. Я его следы по первому следу недалеко от ключа видел. И голос его слышать приходилось...

– Шипение, наверное?

– Нет, не поверишь даже, чудно... Не то смеётся, не то плачет молодая девка – вот какой голос!

...Копыта коня глухо постукивали по каменистой тропе. В распадке – тишь. Серая наволочь укрыла вершины гольцов. Николай спешился, огляделся, и решил заночевать здесь – под обросшей мохом скалой.

Поставил палатку – одноместку, затрещал костёр. Смеркалось. Рядом шуршал травой конь. Разморённый горячим чаем егерь уснул. Сколько проспал – неизвестно. Но вдруг он широко открыл глаза. Что-то заставило пробудиться. Сердце учащённо билось. Хотя сознание было затемнено недавним сном, по привычке прислушался – лошади не слышно. Жалобный, плачущий голос раздался, раздался рядом. Николай резко отбросил полог, выскочил из палатки, включил фонарь. Фиолетово вспыхнули зрачки: прямо на Николая глядела конская морда. Положил руку на шею животного – кожа её мелко дрожала. Выключил фонарь, долго стоял, вслушиваясь. Невнятное бормотание раздалось, казалось со всех сторон. Закончилось оно негромким всхлипом, и вдруг смех раскатился над падью. Николай окаменел. «Ху-гууу», – вдруг бухнуло басовито. Егерь улыбнулся. «Вот какой змей веселится, – филин голосом играет, зайчишек запугивает».

Утро застало Николая в дороге. Уже виднелась крыша зимовья, когда из-за поворота тропы выехал всадник. Егерь узнал совхозного пастуха Василия и в который раз подумал, что не принимаются меры по его докладным – совхоз продолжает выпасать скот на территории заповедника. Василий погнал коня через кусты. По выражению его лица Николай понял, что пастух чем-то встревожен.

– Поедем ко мне, расследование проводить будешь! – заявил Василий, – какой-то зверь коз ангорок задавил.

– Правильно сделал! Давно я говорил, что заказник – не выпас. Может, это волк напакостил. А сколько коз задавлено?

– Двух, да мясо не тронул, а чёрт его знает что! Да вот приедем, сам поглядишь...

Вскоре показалась жидкая городьба выпаса – летника. Егерь спешился, наклонился над тушками, лежащими в каких-то неестественных, «заглаженных» позах. На шеях коз шерсть была зализана и темнели узкие, глубокие проколы. Напрашивался пугающий вывод: кто-то сосал кровь, крепко придавливая жертву. Николай выпрямился, хмуро оглядел каменистые склоны. Пожал плечами на вопросительный взгляд пастуха. Тщательно осмотрел все подходы к месту происшествия. Следов не обнаружил.

– Подождём до снега, я буду наблюдать за этими местами, должен же виновник следы оставить, не на крыльях же он, – заключил егерь.

Обратной дорогой Николай размышлял о случившемся. И вдруг в памяти возникло: «Нашёл я задавленную косулю... А крови-то и нет в звере...» Загадка деда Авдея обретала явь...

Ночью в жарко натопленном зимовье Николаю снился горный змей. Он облетал скалу, раскинув огромные перепончатые крылья. В насыщенном серо-голубым туманом воздухе клубилось его туловище. Николай проснулся и, проведя ладонями по лицу, засмеялся: «Вот он каков, горный змей! Хоть во сне, да увидел».

Решил умыться в ручье. Толкнул дверь и зажмурился от слепящей белизны – ночью выпал снег. Николай любил по первотропу объезжать свои владения – обитатели тайги оставляли на снегу свои автографы. И егерь, летом по едва уловимым признакам только догадывающийся о существовании в заказнике тех или иных зверей, после первого снега получал, так сказать, письменное подтверждение.

Возле устья ключа егерь вдруг увидел необычный след: казалось, кто-то прополз в снежной береговой рухляди. Николай торопливо спешился. Всмотрелся: по бокам отпечатки широких, будто перепончатых лап...

– Да это же выдра пожаловала! Редкий зверь, – егерь проследил до того места, где она пролезла через заснеженный куст тальника, не уронив с него ни снежинки, и ушла в омут. Вот и ещё одна загадка деда Авдея – след, похожий на змеиный – получила разъяснение. В хорошем настроении вернулся Николай в зимовьё.

На границе заказника возвышались угрюмые скалы – пять крутяков, пять скальных останцев довлели над местностью, словно башни гигантской крепости. Много в заказнике потаённых мест, чащоб-глухоманей, но самое крепкое – урочище Пять братьев. Так назвал скалы Николай.

Ранним утром, как только бирюзовая полоска света отделила седые скалы от серого неба, выехал он к Пяти братьям. Путаная тропа повела по предгорьям, так что и сами скалы вроде бы скрылись из виду. Долго ехал егерь. От лошади уже паром стало отдавать. И вдруг – вот он, первый из Пяти братьев, меньшой, встал на пути. Меньшой-то меньшой, а голова под облака.

Спешился Николай, поглядел вверх – шапка с головы валится. Мелькнула мысль – повернуть обратно. Но потом решил осмотреть хоть часть урочища. Привязал коня, поправил карабин на плече, поднял к глазам бинокль. Пугающе глянули щербленные скалы пустыми глазницами пещер, ветерок нанёс запах каменной затхлости. Егерь наметил путь среди каменных глыб, поставил ногу на шероховатую поверхность ближайшего камня.

Много времени прошло, прежде чем егерь обошёл первую скалу и подступил к средней – грузному скальному массиву. Но тут и дня не хватит, чтобы его обойти... Глянул на часы, на небо. Облака сплошной серой пеленой опускались на вершины... Вот-вот повалит снег! Надо было выбираться из урочища. Николай прищурил глаза и ещё раз глянул вверх. Трещиноватые скалы, присыпанные снегом, поражали дикой, хаотичной живописностью.

Взгляд скользнул по соседнему склону, откуда сорвалась стайка синиц. И ещё – то ли тень от облака мелькнула, то ли куст сбросил снеговую шапку... Среди заснеженных камней что-то двигалось, словно переливались серо-голубые тени... Николай приставил бинокль, затаил дыхание... Никого... Повёл влево – и вздрогнул: из провала полузаснеженной пещеры пристально глядели яркие светлые глаза. Это длилось секунду, видение исчезло. И вдруг тень метнулась вниз по склону, словно скатилось что-то и пропало в широкой расщелине.

С изумлением смотрел егерь, как зверь ползёт вверх по склону, удаляясь, и почти скрылся под карнизом. Николай успел разглядеть гибкое туловище, заканчивающееся длинным хвостом и крупную кошачью голову на крепкой шее. Зверь на секунду застыл, недоверчиво глядя на камни, за которыми затаился человек. Его дымчатого цвета шерсть, покрытая тёмными розетками, словно растворилась на фоне покрытых причудливыми лишайниками камней. И вдруг, словно вспыхнул голубой всполох изморози... Всё пропало.

Понял теперь Николай, что это был редкий, малоизученный зверь из семейства кошачьих – снежный барс. Егерь решил реже бывать в урочище сам и проследить, чтобы никто не тревожил покой скрытного хищника. А ещё через несколько дней обнаружил он следы барса, или ирбиса, около елани, где летом пасли коз. Но обвинить барса в хищении глупых ангорок он не имел права – ведь эти места спокон веков принадлежали ему, хозяину снежных горных вершин. А главное, редкий зверь находится под охраной государства, и предусмотрена компенсация за тот, в общем – то ничтожный, вред, который может причинить этот крайнее редкий зверь сельскому хозяйству.

...Вот так была разгадана тайна урочища Чёрная речка, облачённая Авдеем Михайловичем в красочный, сказочный рассказ о красоте и загадках природы.

И. Шустов