СОБОЛИНОЕ ЗОЛОТО

– Да, конечно, конечно. А потом, в случае положительного анализа проб, – весь посёлок к чёрту, в том числе и школу и больницу, которые я выстроил. Впрочем, всё нужное мужички сами перенесут на новое место, стоит их только поманить хорошим золотом!

Первые пробы дали хорошие знаки. Со сказочной быстротой был перенесён посёлок. Инженеру Кильчееву была выплачена огромная премия.

...Павел в перемазанном глиной щёгольском сюртуке стоял у окна вновь отстроенной конторы. С сапогов его стекала на ковёр грязная вода. Уже ставшим привычным движением он потянулся к сейфу, где стояла «Смирновская», но передумал. С улицы его бурно приветствовали мужики, ехавшие на телеге, но Басманов лишь спокойно кивнул в ответ. Он многое пережил и переменился с того дня, когда приисковым рабочим стало известно какими-то путями об истощении золотых запасов прииска. Сейчас это был прожженный промышленник, знавший цену лёгкого успеха и людской молвы. Что-то надломилось в его душе тогда, исчезла безоглядная вера в свою звезду, «планиду» золотопромышленника, когда, как ему казалось, мгновенно возненавидевшие его рабочие готовы были разрушить дело его жизни – прииск и убить его самого, хозяина и благодетеля.

Хвощи Малой Кульмы

Лёгкие розвальни, запряжённые одной (из-за узости лесных дорог), но резвой лошадкой, вихрем летели по накатанной до блеска дороге к прииску, прозванным старателями «Соболиным». Ямщик был закутан в «барловую» доху из косульих шкур. В санях орлом восседал капитан-исправник Бахарев Исай Кузьмич.

Откинув медвежью полость так, чтобы видны были до блеска начищенные сапоги, бравый исправник картинно, откинув башлык, опирался на эфес сабли. Под полостью стыдливо прятались огромные валенки, в которых Исай Кузьмич проделал большую часть пути, и лежала охотничья винтовка в чехле. Но приисковые рабочие не выказали особых знаков почтения к представителю власти, – может ещё и из-за того, что была суббота, и многие совершенно размякли после обжигающей бани с последующей выпивкой.

Тень неудовольствия окончательно ушла с лица служаки только после горячей бани и при виде стола, уставленного обильными яствами. За столом, на котором строганина и сохачья губа чередовались с паюсной икрой и столичными балыками и сырами, сидел хозяин прииска Павел Басманов и незнакомый Бахареву белокурый молодой человек с узкой бородкой и в тужурке горного инженера. После взаимного представления (Виктор Кильчеев опустил титул и назвался просто служащим прииска) собравшиеся опрокинули по стопке зубровки и сосредоточили внимание на закусках.

– Разрешите, Исай Кузьмич, предложить вам устриц с лимонным соком, – Павел потянулся золочёной лопаткой к серебряной вазе, обложенной льдом.

– А вот я их, с вашего позволения, на потом! – весело отозвался тот, попеременно лаская влажным взором то поросёнка в желе цвета перламутра, то огромную дымящуюся пельменницу с грибным сюжетом на непомерно высоком, саксонского фарфора, борту. – Да, после постою по избам чувствуешь себя по-иному с просвещёнными людьми. Корм мужицкий груб.

– А вы возьмите на обратную дорогу чего-нито, паштету вот столичного упаковку, да икры, да сардин в масле.

– Премного благодарен! Вот я и говорю, с просвещёнными людьми... А нет ли у вас каких либо затруднений по нашей, полицейской, так сказать, части? Никто не шалит, не досаждает?

– Да слава богу!

– Я это к тому, что мужика ведь надобно в строгости держать. Набалованный мужик – он ведь сразу в голову себе невесть что заберёт. Дрянь он уже, а не мужик. Надёжи на него уже ни какой быть не может, вот как, к примеру, на осину в вашем, крепёжном деле. А вот вы, к примеру, Павел Петрович, не во гнев, конечно, будь сказано, балуете мужиков. Нет, дело конечно, хозяйское, но вот школы, напримерно, зачем?

– А вы посмотрите, как они живут, – заметил Виктор Кильчеев, – многие зарабатывают неплохие деньги, но выше бархатных портянок и питья мадеры из приисковой бадьи их фантазия не поднимается. От их временного богачества больше всех выигрывают кабатчики да торговцы «красным товаром». Нужно просвещать народ, развивать потребности.

– Вольные мысли, молодой человек, вольные, – неодобрительно покачал головой исправник. – А вы из каких будете? Вроде, как не из наших краёв. Нагляделся я на политических ссыльных.

Виктор усмехнулся, но Павел поспешил заверить:

– Виктор не из «политических», он из Санкт-Петербурга, очень дельный инженер. Но вы, господа, зря спорите, – продолжал Павел, – прямой-то виновник просвещения рабочих я, капиталист Павел Басманов. А зачем я это делаю? Да ведь неграмотного мужика к машине не поставишь.

– Вот-вот, – Кильчеев поднялся из-за стола, – извините, господа, мне нужно докончить расчёт по креплению шахты, – дело не терпит отлагательств.

– Что за птица? – подозрительно покосился на захлопнувшуюся дверь Бахарев, – Согрешили мы с этими образованными стюдентами без роду без племени!

Наутро со всеобщего согласия была затеяна медвежья охота. В сани погрузили припасов, по крайне мере, на неделю и вооружения на целый взвод. Исай Кузьмич с изумлением косился на набор для медвежьей охоты Виктора Кильчеева: ружьё, кинжал, рогатина с древком чёрного дерева, – весь комплект с золотой насечкой и под гербами. «Что за стюдента пригрел около себя Павел Петрович? Не иначе, обирает его этот социлист-демократ, я вот чин имею, а оружья такого у меня нет!»

Санный поезд с выжлецами, сворой собак отправился в урочище Малая Кульма, где ещё с осени местные охотники заприметили знатную берлогу. Речушка эта, Кульма, не по горному ленива и неторопливо пробирается меж валунами, обросшими по низу чёрными водорослями, и от этого кажется, что вода её оливковая, оттенка крепко настоянной на травах водки. Особенно красива она бывает осенью, когда золотой берёзовый лист густо осыпает заросшие хвощами берега её.

По прибытии на место руководящий охотой Басманов расставил на «номера» стрелков. По просьбе Бахарева он был поставлен головным стрелком (то есть должен был принять на себя зверя). По бокам от него расположились Кильчеев, Басманов и другие стрелки. Виктор держал наготове рогатину, которая обычно висела у него в кабинете и почитались многими за украшение: серебристая сталь её лезвия была густо испещрена золотой насечкой. Скулили от нетерпения собаки, которых крепко держали в поводу до решительных действий...

Двое участников охоты крадучись подошли сверху к «челу» – лазу в берлогу – и загородили его крест-накрест жердями, после чего пустили в берлогу «ерша» – молодую ёлку с остро обрубленными сучками. Глухое ворчание было ответом на их действия. Собаки натянули поводки... Разлетелись жерди и в облаке снежной пыли появился медведь! Чётко стукнул выстрел – но пуля, выпущенная капитан-исправником, не остановила зверя. В нескольких метрах от стрелка медведь поднялся во весь свой двухметровый рост. Как завороженный глядел Бахарев на грозное чудовище, забыв о винтовке...

– Держите! – крикнул Кильчеев; сорвавшись с номера, рискуя, он подал растерявшемуся исправнику рогатину. Медведь навалился многопудовой тяжестью, казалось, ещё секунда, и сломается древко-ратовище... Но, крепко уперев окованный сталью конец ратовища в промёрзлую землю, Исай Кузьмич пятой придавил его и, напрягая немалую свою силу, держал зверя. Вдруг нога его проскользнула...Чётко прозвучали два выстрела из штуцера и медведь повалился вбок... Древко рогатины ударило исправника и, раскинув руки, он повалился в снег. В одно мгновение несколько ружей нацелилось в голову и грудь таёжного великана и злобно рычащие собаки вцепились в его шкуру, но зверь был неподвижен... Подняли Исая Кузьмича – он был белее снега, губы его шевелились без звука, и только у костра, после нескольких добрых глотков коньяка он, наконец, обрёл дар речи.

В поверженном звере нашли четыре убойных ранения – три пулевых и одно от рогатины. Мужики качали головами, с суеверным страхом поглядывая на бездыханного хозяина тайги:

– Не иначе, охранял он тут что-то, раз и пуля и рогатина были ему сперва нипочём, -вполголоса рассуждали они.

– Что же? – полюбопытствовал Виктор.

– А что, наверное – его, – уклончиво ответил один пожилой бородач.

– «Его»? Золото, что ли? – улыбнулся Виктор.

Бородач нехотя кивнул.

– «Он», «его» – предрассудки это, – насмешливо сказал Кильчеев, – медведи вообще крепки на рану, а этот ещё весь заплыл салом.

«Медведь – хранитель золота! Расскажи кому-нибудь – не поверят. Хотя...»

Виктор обратил внимание, что мужики, отирая рогатину, рвут сухие стебли хвоща. Его тут росло чрезвычайно много и достигал он необычайной высоты. «Хвощи...охотно произрастают на обогащённых золотом почвах», – вдруг вспомнил он строки из книги «Редкие металлы и растения»...

Леопольд Залесский. 
Продолжение следует