КОРОЛЕВА СИНИХ ГОР

Пускай я умру под забором как пес,
Пусть жизнь меня в землю втоптала.
Я верю: то Бог меня снегом занес,
То вьюга меня целовала.
А. Блок.

– Тьфу, проклятие! Когда же разгорится этот кизяк! В юрте уже довольно прохладно, – проговорила самой себе Нанзалмаа, дуя изо всех сил в приоткрытую дверцу железной печи-буржуйки. И как только заиграл отсвет пламени на ее плоском, красивом и никогда не пудрившемся лице (если слегка навести макияж – Уитни Хьюстон!), она же опять воскликнула:

– Ой, халак! (О, боже!). Воды-то нет!

Водовоз опять не приехал. Наверное, запил-загулял водитель. Вот и муж её Окан-оол не может выбраться из поселка.

Захватив ведра, Нанзалмаа быстро набрала чистого снега из глубоких сугробов. Над зимовьем уже наступила кромешная тьма. Скалистые горы стали огромными, даже страшными в своих причудливых очертаниях. Нанзалмаа внимательно присмотрелась в темноту. Никакого огня, никакого звука со стороны совхозной усадьбы. И собака, как назло, затерялась у соседних чабанов.

– А что делать, если воры-скотокрады подойдут? – с ужасом подумала одинокая чабанка. – Про них столько говорят и пишут. Со своим транспортом и оружием начали грабить.

Нанзалмаа вспомнила наставления мужа, когда, зарядив двустволку, он сказал:

– Главное – не подпускай к юрте. Стреляй поверх головы, как бы предупреждая. Воры – они тоже люди, трусливые, сразу побегут.

Стрелять из ружья, водить мотоцикл Нанзалмаа научилась уже в школе. Старики только головою качали, когда она на бешеной скорости проносилась мимо них вдоль поселка.

Горячий чай с молоком приятно обжигал потрескавшиеся губы чабанки. Клонило ко сну. Какое-то нехорошее, до озноба неприятное чувство возникало в каждый раз, когда муж изредка выезжал в деревню. Она запомнила, как нахальная, разбитная продавщица Сержинмаа так и сверлила его напомаженными глазами. Почти все девушки села перешли на длинные юбки или платья, а Сержинмаа все еще хорохорилась крутыми бедрами в своей мини-юбке. Потом... Нанзалме вспомнилось ее первое свидание с будущим мужем. Такое свидание разве можно забыть! И слова его тихие, и блеск его глаз до сих пор бередят душу. И мягкий степной ветерок, и просмотренный только что фильм о любви, и звуки старинного вальса – все это было. После долгого молчания он хрипло спросил:

– Хочешь, я подниму тебя на самую вершину Хайыракана?

– Хочу! – ответила она и рассмеялась.

– И сплету тебе венок из звезд Чеди-Хаана (Полярной звезды)!

– Ух, ты, прямо как настоящий Поэт!

– И серьги из них для тебя закую!

– Хочу! Хочу!

Он в втихомолку запел известную песню на слова Сергея Пюрбю:

– Ты – моя Королева Синих Гор, Красавица моя Степная! Я хотел бы... хотел бы ласкать тебя самыми благородными словами, неизвестными словами...

Привыкшая к самым грубым выходкам своих сверстников – парней, насмотревшихся всяких видиков с порнухой, для юной девушки это было неожиданно и необычно.

– Ух, ты! – воскликнула Нанзалмаа. – Ни от кого я не слышала таких слов. И я не такая уж красивая.

Как давно не слышала она таких вот теплых, нежных слов после замужества. Видимо, есть вот такие минуты, когда мужчина говорит женщине свое сокровенное, а затем забывает. А женщина всегда помнит. Но теперь и времена другие. Люди стали грубыми, неприветливыми. Одни только хныканья на эту проклятую жизнь... Тут Нанзалмаа выронила чашку и мгновенно прислушалась.

За кошарой слышались шаги, и вроде кто-то чихнул. Вот они – воры – прокрадываются, чтобы закрыть двери юрты снаружи. Чтобы никто не смог выйти из юрты, а затем угнать несколько десятков овец. Уже обокрали соседних чабанов. Наглости и безжалостности у скотокрадов нет предела. Воруют даже у родственников и соседей. Только не трогают тех чабанов, где начальники-далгалары держат свой личный скот.

Стремительно выбежав из юрты, Нанзалмаа наугад, не прицеливаясь, выстрелила в сторону шума, в темноту. Кто-то страшно закричал у кошары и закружился на месте. Что-то знакомое было в этом крике. Сердце у Нанзалмы сжалось, руки мгновенно похолодели.

– Окан-оол! Милый мой! – вскликнула она, медленно падая, облокотилась на дуло ружья, нажала второй раз на курок. Израненный, весь в крови Окан-оол подполз к своей жене и уронил голову на бездыханное, безжизненное тело самого любимого, близкого человека на земле...

Так началась Великая Разруха на земле тувинской. Ветеринары, счетчики, зоотехники, колхозное начальство сквозь пальцы смотрели на все это. В наши дни ни петухов не слышно ранним утром, мертвая тишина в деревне.

От автора: в 1990 году не разрешили публикацию в одной партийной газете...

С.А. Баир