За соболем

Путь мой вел к перевалу по следу собак, гнавших соболя. Перед спуском следы раздвоились, и я свернул влево на тропу старой и более опытной Белки, решив, что она пошла наперерез. Приблизившись к одиноко стоявшему над обрывом кедру, к которому вели следы, я оторопел. Под ним лежала моя собака и спокойно зализывала изрезанные настом лапы. При встрече она виновато помахала хвостом. Но извиняющий взгляд говорил, что на третий раз гнать этого соболя у неё нет ни сил, ни, как говорится, здоровья.

Вскипев, я сдержал себя, собака была права. Старый самец, хозяин Крутого лога, дважды уходил через буреломы и курумник, изматывая нас до предела. Ну, хорошо, оставайся, а я помогу молодой Жучке. Следы вели в чащобник, оставалась надежда, что на чистом месте леса перед камнями, собаки успевают догнать соболя. На спуске следы соединились. Белка подключилась к гону. Идти стало легче.

И я уже приближался к россыпи, как неожиданно с хребта раздался жутковатый вой. Мне показалось, что это волк, и я по инерции пробежал еще несколько шагов. Вой, в котором угадывался голос старой собаки повторился. «Э-ге-гей Варсонофий, куда ты летишь? Мы бросили этого соболя! Он скрылся в куруме!» – донеслось сверху. Сдернув с головы шапку, высвободив облако пара, расстегнул ворот гимнастерки. В нос ударило запахом немытого тела с хорошо слышимом «букетом» человеческих выделений. Придя в себя и застегнувшись, повернул в пяту своему следу.

Навстречу спускалась Жучка. Подбежав, она присела, подняв переднюю и помахивая ею, как бы оправдываясь за невыполненное задание. При встрече мне бросились в глаза алые капельки крови, выступившие из-под когтей собаки. Больше месяца охотились на соболя. Собаки обезножили и после короткого отдыха – снова к работе.

День выдался на редкость в эту пору тихим и теплым. Спустившись к неширокой речке и перейдя ее по льду, начал подниматься на противоположный хребет. Путик был проложен в полгоры и собаки, успевшие прогнать по дороге еще одного соболя, тащились сзади. Не доходя до очередного ложка, прорезавшего склон, они резко свернули влево и вниз. Я не последовал за ними, так как силы были на исходе, да и сверху быстрей услышишь собачий лай.

Остановившись, скорее, почувствовал, чем услышал призыв четвероногих помощников. Засунув топорик за ремень (соболь может оказаться в дупле), крупными прыжками припустил вниз по склону. Усталости как не бывало. Подбегая к лаявшим собакам, заметил черный комочек на огромной голой лиственнице. После выстрела свалился огромный каштановый кот. Старая Белка, прекратив лаять и отыскав место без снега, свернулась калачиком. Но Жучка не могла успокоиться. «Вой! Вой! Вой! – кричала на всю тайгу. – Это я загнала, это я загнала!» Ну, понятно, ты, – успокойся. Неужели старая мать перегонит тебя! «Вой! Вой!» – дай мне потрепать соболя? Держа руками еще теплую зверюшку, подставлял ей головку. Глаза собаки зеленели от ярости. С трудом к ночи дотащившись до зимовья, по дороге добыл пару косачей. Радовались отдыху и хорошей добыче.

На этот рассказик я наткнулся, перебирая свой небольшой домашний архив, переписал его дословно. Пролетели годы словно стая воробышек перед открытым окошком в старом домике. Голова стала белою, и даже мозоли на ладонях исчезли незаметно. Но охоту любил до ужаса. И все-таки что-то случилось в душе. Не было той «щенячьей» радости, когда на призывный лай, загнавших соболя, мчался не разбирая дороги. Со временем все притупилось, и охота стала не в радость. Появилась жалось к убиенным зверюшкам. И держа в руках остывающего лесного обитателя, спрашиваешь:

– Зачем?

– Ах да, деньги!

А за такие деяния Господь не прощает, но и в свое время мы мало задумываемся над этим. А надо бы! Это был последний мой охотный сезон.

Чемисов Е.С.